Оба эти изображения были до смешного разными, но тем не менее в обоих была какая-то свойственная только ему притягательность, вызывавшая в ней легкую дрожь волнения, поскольку ничто не могло скрыть внутреннюю силу этого человека — ни закрывающий его с ног до головы комбинезон, ни небрежно наброшенный халат, ни облик этакого элегантного энергичного магната, на которого она смотрела сейчас.
И в какой бы ипостаси ни представал перед ней Гай, в нем всегда чувствовался мужчина в полном смысле этого слова, распространяющий пульсирующие волны сексуальности, до сих пор вызывающие в ее теле жаркий отклик, хотя сердце ее могло оставаться безразлично холодным.
Он что-то пробормотал, и в эту минуту глаза их встретились. Марни вспыхнула: что он подумает, видя, как бесцеремонно она его разглядывает? Она вызывающе подняла подбородок, чтобы замаскировать выражение вины, которое он успел увидеть на ее лице. Однако его глаза смотрели на нее с добродушной насмешкой, а рука с трубкой на секунду задержалась в воздухе, прежде чем он опустил ее. Черт бы побрал этого сексуального альфонса, думала она, ощущая, как между ними опять возникает напряженность. Черт бы его побрал за то, что он испытывает свою притягательность на мне! И черт бы побрал меня за то, что я на это так реагирую!
— Я не могу найти сумочку, — сказала она, с трудом отводя от него глаза и обводя ими роскошную обстановку гостиной. — Ты случайно не помнишь, куда я ее положила, когда сюда вошла? — Она слишком старалась не смотреть на него и поэтому не заметила, как вдруг сузились его глаза. — Я уверена, что бросила ее где-то здесь, — пробормотала она, подходя к дивану.
— Зачем она тебе? — спросил он.
— Там расческа, — она провела рукой по волосам, распущенным густыми шелковистыми прядями по плечам. — Я распустила волосы, и только потом поняла, что у меня нет расчески.
— На, держи.
Она посмотрела на него, ожидая увидеть в его руке свою сумочку, но нахмурилась, увидев, что он протягивает ей свою черепаховую расческу.
— Нет, благодарю, — поджала она губы, продолжая оглядываться в поисках сумочки. — У меня где-то есть своя, если мне только удастся ее найти.
И тут до нее дошло, почему он стоит и смотрит на нее с таким безразличным видом. Она резко повернулась к нему.
— Она у тебя!
Он довольно долго рассматривал ее соблазнительную фигурку. На губах его играла озорная улыбка, пока его взгляд скользил по ее фиолетовому сильно облегающему ее округлые формы платью, по слишком вызывающе вздымающейся полной груди.
— Ты хоть представляешь, как ты выглядишь в такой позе? — медленно проговорил он.
— Думаю, что ужасно, — она не заметила его чуть охрипшего голоса. — Отдай сумку, Гай, — приказала она. — Ты ее спрятал, а она мне нужна.
Она протянула к нему свою тонкую руку. Гай посмотрел на нее, затем на ее лицо, а потом, продолжая слегка улыбаться, медленно покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Мне очень жаль, но пока ты официально не станешь моей супругой, тебе не понадобится ничего из твоей сумочки.
— Что это значит? — спросила она в полном недоумении.
— Именно то, что я сказал, — протянул он. — Ближайшие несколько дней ты будешь находиться под моим надзором и не сделаешь без меня ни шагу. Если тебе что-нибудь понадобится, то я тебе это дам, включая расческу для твоих прекрасных волос.
— Но Гай, — запротестовала она, не веря своим ушам, — ведь это…
— Не имею ни малейшего желания вступать в какие-либо дискуссии, — прервал он ее, вставая из-за стола и направляясь в ее сторону все еще с черепаховой расческой в руке. — Я не доверяю тебе, Марни, боюсь, что ты не выполнишь свои обязательства, — невозмутимо добавил он. — А поскольку свои обязательства я уже выполнил, пока тебя не было в комнате, мне нужны гарантии того, что ты меня не обманешь. На, возьми расческу, — он протянул ее ей, и Марни взяла ее просто потому, что у нее не было выбора.
— Но это же глупость какая-то! — задохнулась она от возмущения. — Гай, у меня нет ни малейшего намерения тебя обманывать! Не глупи и отдай мою сумку, — потребовала она. — Кроме расчески там есть и другие нужные мне вещи!
— Помада? Мне больше нравится так, как есть, когда твои губы горят естественным цветом, — он нахально протянул руку и провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе, от чего чувствительная плоть сразу же набухла пульсирующей кровью, глаза ее гневно вспыхнули, и она резко оттолкнула его руку. — А может быть, тебе нужны твои многочисленные кредитные карточки? — невозмутимо продолжал он. — Или кошелек с деньгами, чтобы улизнуть отсюда?
— Но я никуда не собираюсь убегать! — в раздражении крикнула она.
— А у меня нет ни малейшего намерения давать тебе такой шанс, — он гнул свое. — Так что перестань скандалить. Ты меня достаточно хорошо знаешь, чтобы понимать, что я всегда учусь на своих ошибках. У тебя слишком удачно получаются исчезновения, чтобы я мог спать спокойно. Поэтому и принял необходимые меры предосторожности, чтобы на этот раз у тебя ничего не вышло.
Совершенно поникнув, она обессилено опустилась на ручку мягкого кресла и тяжело вздохнула. Четыре года назад он понадеялся, что она останется в Беркшире, куда он привез ее, думая, что за время дороги из Лондона в его загородный дом ее вполне понятное отвращение к нему пройдет. Она пробыла там ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы немного отъехать, и пока его отец думал, что она спокойно сидит в своей комнате, она сбежала, забрав с собой лишь сумочку с деньгами, которых ей должно было хватить, чтобы скрыться от Гая. И это ей удалось. Она оказалась в крошечной деревушке в Фензе, где пряталась шесть долгих ужасных месяцев, прежде чем набралась храбрости вернуться в Лондон.